Ответ от ise-dvp

"– Когда видишь что-то поистине прекрасное и великое – твои творения становятся такими незначительными и мелочными, что хочется их просто сжечь и забыть.
– Что же тогда увидел Николай Васильевич?
– Гоголь не был сильным мыслителем, философом, аналитиком. Он был великим художником и рисование с натуры ему удавалось лучше всего. Настолько лучше, что не действительность переносилась им на холст, а изображение на холсте делались реальностью. Хотя и наговаривал сам на себя «Воображение мое до сих пор не подарило меня ни одним замечательным характером и не создало ни одной такой вещи, которую где-нибудь не подметил мой взгляд в натуре».
– Очень интересно! Ты и правда видела Гоголя и разговаривала с ним?
Она как бы невзначай пожала слегка плечами.
– Во время первой нашей встречи мы поспорили. Он пытался мне доказать, что роман или повесть не могут считаться законченными, если, например, из трех частей первая и последняя написаны, а вторая все еще в голове писателя.
Тогда-то он и сжег вторую часть «Мертвых душ».
Наивный!
Договорились встретиться через лет пять-семь.
Сильно изменился Николай Васильевич за это время.
Он так слился со своим предназначением, с делом своей жизни, с произведением, которое овладело всем его существом, не отпуская ни на миг. «Мертвыми душами» он жаждал оживить Россию. Неподъемный груз, непосильная тяжесть, непомерная ответственность.
В тот февральский вечер он наконец-то поставил точку.
Увидел меня.
И все понял: каждый человек самостоятельно проходит свой путь, все круги, от низменных желаний до небесного света, от грязи до очищения. И он свой путь прошел.
– Откровение, снизошедшее в мое сердце, непосильно мне, непонятно другим. Не в состоянии я объять необъятное, не в состоянии я ничего дать России…
Ты – единственная вещь моего воображения, моего разума, которая удалась мне. С тобой я боролся каждую минуту, жег рукописи, возвращался к готовым строкам, правил, менял, продлевая их незавершенность.
Но ты оказалась права. Финал определяет не автор. Бог.

Он молился. Я плакала. Чем я могла помочь ему? Ничем. Я – последняя сказка.
В тишине за дверью, стараясь не шуметь и явно вслушиваясь, что творится в комнате, семенил туда-сюда Семен. Гоголь вдруг вскочил! Повернулся ко мне. Глаза на бледном лице сияли!
– Не реви! Я знаю что делать.
Улыбался! Еще не затихло эхо его молитв, а он уже унесся мыслями куда-то.
Открыл дверь, чуть не сбив слугу.
– Семен…

– Ну… дальше тебе известно. Он-таки сжег третью часть «Мертвых душ»…

Ошарашенная тишина…

– Что ты? Я ж тебе говорю, Гоголь сжег вторую часть еще в первую нашу с ним встречу. После этого он все время работал над третьей частью, которую и закончил. У него феноменальная память была. Все, что он читал или давал читать окружающим, было им специально восстановлено, для сокрытия истинного положения дел.
– Я не об этом.
– А-а-а… Жалеешь. Не жалей! Глубина была на сотни лет опережающая время. Не известно, какая была бы русская литература сейчас. Чернышевский, Щедрин, Достоевский… Да и все великие могли быть просто ремиксами. Николай Васильевич в глубине своего мира, души, совести, божественного просветления это понимал.
Вот так-то."

Это ответ от пользователя ise-dvp на вопрос: Что могло заставить Н.В. Гоголя сжечь второй том "Мертвых душ"?

Оцените, пожалуйста, этот ответ
Отказаться от рассылки ответов на этот вопрос